Расскажите кратко о поэме цыганы

Цыганы шумною толпой
По Бессарабии кочуют...»

Поэма начинается описанием вольного быта цыган. Затем рисуется картина ночного табора. В одном из шатров не спит старик и «в поле темное глядит»: ждет к ужину свою дочь Земфиру, которая «пошла гулять в пустынном поле», так как «привыкла к резвой воле».

Ho вот она; за нею следом
По степи юноша спешит;
Цыгану вовсе он неведом.
«Отец мой, — дева говорит, —
Веду я гостя; за курганом
Его в пустыне я нашла
И в табор на ночь зазвала.
Он хочет быть как мы цыганом;
Его преследует закон,
Ho я ему подругой буду.
Его зовут Алеко — он
Готов идти за мною всюду».

Старик принимает юношу. Наутро табор снимается и отправляется в путь:

И стар и млад вослед идут;
Крик, шум, цыганские припевы,
Медведя рев, его цепей

Нетерпеливое бряцанье,
Лохмотьев ярких пестрота,

Детей и старцев нагота,
Собак и лай и завыванье,
Волынки говор, скрып телег,
Всё скудно, дико, всё нестройно,
Ho всё так живо-неспокойно,
Так чуждо мертвых наших нег,
Так чуждо этой жизни праздной,
Как песнь рабов однообразной!

Однако несмотря на простор и волю расстилающюся кругом, а также на то, что рядом черноокая красавица Земфира, Алеко печален. Он не видит всех этих красот, великолепие жизни от него скрыто:

Подобно птичке беззаботной
И он, изгнанник перелетный,
Гнезда надежного не знал
И ни к чему не привыкал.
Ему везде была дорога,
Везде была ночлега сень,
Проснувшись поутру, свой день

Он отдавал на волю бога,
И жизни не могла тревога

Смутить его сердечну лень.
Его порой волшебной славы

Манила дальная звезда;
Нежданно роскошь и забавы
К нему являлись иногда —
Над одинокой головою
И гром нередко грохотал;
Ho он беспечно под грозою
И в вёдро ясное дремал. —
И жил, не признавая власти

Судьбы коварной и слепой —
Ho боже! как играли страсти

Его послушною душой!
С каким волнением кипели
В его измученной груди!
Давно ль, на долго ль усмирели?
Они проснутся: погоди!

Земфира спрашивает Алеко, не не жалеет ли он об оставленной родине, о близких. Алеко отвечает, что ему не о чем жалеть — ему не по душе «неволя душных городов», где «люди, в кучах за оградой, не дышут утренней прохладой, ни вешним запахом лугов; любви стыдятся, мысли гонят, торгуют волею своей, главы пред идолами клонят и просят денег да цепей».

Земфира возражает, что «там огромные палаты, там разноцветные ковры, там игры, шумные пиры, уборы дев там так богаты!» Алеко отвечает, что она лучше всех этих дев, к тому же «где нет любви, там нет веселий».

Старик, слышащий разговор, замечает, что «но не всегда мила свобода тому, кто к неге приучен », то есть что не каждый человек готов воспринять свободу. Он рассказывает преданье об одном «жителе полудня», который попал к ним в изгнанье. Он был уже не молод, «имел он песен дивный дар», но «слаб и робок был, как дети», «чужие люди за него зверей и рыб ловили в сети», к «заботам жизни бедной» он так никогда и не привык, весь остаток дней он тосковал, да «горьки слезы проливал», а по смерти завещал свои останки увезти на родину (речь идет об Овидии, древнеримском мыслителе и поэте). Алеко думает о преходящести славы, о ее бренности — с одной стороны Рим, «певец любви, певец богов», а с другой — «цыгана дикого рассказ».

Проходит два года. Цыгане по-прежнему кочуют «мирною толпой»; Алеко постепенно привыкает к «бытью цыганскому». Он даже «с пеньем зверя водит (медведя), Земфира поселян обходит и дань их вольную берет».

Старик, Алеко и Земфира на ночлеге. Земфира качает люльку п поет песню:

Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда; не боюсь
Ни ножа, ни огня.

Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя.

Алеко слышит и прерывает ее, говоря, что он «диких песен не любит». Земфира отвечает, что песню для себя поет, и продолжает:


Режь меня, жги меня;
He скажу ничего;
Старый муж, грозный муж,
He узнаешь его.

Он свежее весны,
Жарче летнего дня;
Как он молод и смел!
Как он любит меня!

Как ласкала его
Я в ночной тишине
Как смеялись тогда
Мы твоей седине!

Алеко вновь просит Земфиру замолчать и добавляет, что понял ее песню. Земфира отвечает, что песня действительно про него, и уходит.

Старик говорит, что это старинная песня и что ее «певала Мариула (его жена, мать Земфиры), перед огнем качая дочь».

Ночью Земфира будит старика, говорит, что Алеко во сне рыдает, кричит, произносит «Земфира».

Старик замечает: «Тебя он ищет и во сне: ты для него дороже мира». На это Земфира отвечает, что «его любовь постыла мне. Мне скучно; сердце воли просит».

Земфира будит Алеко, прерывая его кошмары. Алеко говорит, что ему снились страшные вещи, Земфира в ответ советует не верить «лукавым сновиденьям».

Алеко:
Ax я не верю ничему:
Ни снам, ни сладким увереньям,
Ни даже сердцу твоему.

Оставшись наедине с Алеко, старик спрашивает:

О чем, безумец молодой,
О чем вздыхаешь ты всечасно?
Здесь люди вольны, небо ясно,
И жены славятся красой.
He плачь: тоска тебя погубит